Прикладная метафизика
Тарас Бурмистров. Ироническая Хроника
9 марта 2004 года
С вашего позволения, я сделаю этот выпуск "Хроники"
несколько необычным. Я хотел бы рассказать здесь об одном
довольно странном своем переживании, которое я назвал бы
"мистическим опытом". Моя "Хроника" строится на вполне земной
и трезвой аналитике, без обращения к какой-либо метафизике,
которой и в других моих работах вдоволь. В ней много прогнозов,
и часть из них сбывается. Все эти предсказания делаются на
основании самых здравых и рациональных соображений; я могу
пытаться играть роль аналитика, но никогда не претендовал на роль
пророка, вещающего о будущих событиях на основании своего
сокровенного знания или темных предчувствий.
И тем не менее сейчас я хотел бы изменить этому правилу. Через
несколько дней истекает срок полномочий президента Путина, и,
наверно, поэтому я часто вспоминаю в последнее время, как это все
начиналось. Первое известие о Владимире Путине настигло меня во
Львове, в августе 1999-го: я поехал в этот город, увлекшись одной
девушкой, жившей там и, как мне показалось, благосклонно
отреагировавшей на меня в поезде, где мы познакомились.
Романтическое приключение это обернулось пшиком, и когда,
слегка обескураженный, но в целом удовлетворенный, я сидел
на вокзале в ожидании поезда, с листа развернутой газеты на меня
глянуло два лица - действующего президента Ельцина и его
"преемника", как он его назвал, Путина. В среде московских
политологов тогда господствовало мнение, что Ельцин, с его
поистине фантастической непопулярностью, может только одним
способом воздействовать на электоральные предпочтения - утопить
любого политика, назначив его официальным претендентом
на российский престол. Это было попросту смешно; если самого-то
Ельцина давно никто всерьез не воспринимал, то что было говорить
о его потугах основать в России некое подобие монархической
системы, с передачей власти от "отца" к "сыну"! Я был
не исключением, и скромная фигура преемника-Путина,
с его серым пиджачком, тусклым взглядом и непроницаемой
физиономией лишь укрепила меня в этом убеждении. Но что-то
остановило меня, когда я хотел равнодушно перелистнуть страницу;
газетное изображение Путина вызывало у меня странное ощущение,
в котором я разобрался намного позже.
Тогда мне показалось, что я где-то уже видел этого человека,
только не мог вспомнить, где. Сама фамилия "Путин" отзывалась
чем-то смутно знакомым. Я даже стал перебирать машинально своих
приятелей, которые выглядели схожим образом, но внутреннего
"толчка узнавания", который подсказал бы мне, что мне мерещилось
именно это, так и не ощутил. Только недавно я понял, в чем тут дело.
Что-то похожее я почувствовал, когда впервые услышал имя
Ельцина. Это было сырым осенним вечером в Ленинграде; я шел
по пустынной улице и по тогдашней своей привычке остановился
взглянуть на газету (кажется, "Ленинградскую правду"),
налепленную на стене. В желтом свете фонаря я едва разобрал
строчки, поразившие меня своей необычностью: там было что-то
о "политической ошибочности" поведения Ельцина, в ту пору
секретаря Московского горкома, и его отставке. Тогда, пожалуй,
в первый раз я пережил то, что я называю теперь "предчувствием":
мне как будто смутно вспомнилось то, что еще только должно было
случиться.
Нельзя сказать, что Ельцин и Путин сыграли очень уж большую
роль в моей жизни, но в общем, достаточно заметную. Загадкой
остается то, что я так выделил эти имена из общего потока знаков
и символов, являвшихся мне на протяжении жизни. Единственным
объяснением этого может быть только то, что я когда-то уже прожил
свою жизнь, и теперь повторяю ее заново, с открытием чего-то давно
известного, но полузабытого или забытого очень прочно. Очень
близкое ощущение я испытывал, когда знакомился с произведениями
искусства, которым суждено было в дальнейшем долго и мощно
на меня воздействовать: "Искусством фуги" Баха, его же "Высокой
мессой", картинами Брейгеля, романами Достоевского или стихами
Лермонтова. Можно считать это просто эстетическим потрясением
от великого создания, но невозможно объяснить таким образом,
почему я так же сильно реагировал, когда видел, на первый взгляд,
ничем не примечательные лица будущих руководителей страны
или своей будущей жены.
Читая это, вы вправе возмутиться: что это за "пророчество
постфактум", какое оно может иметь ценность? Еще раз повторю,
что на роль Кассандры я не претендую, но "Хронику" эту пишу все
же не без тайной мысли, точнее, намерения. Не так давно я снова
ощутил то чувство, о котором вам рассказываю; я хотел бы его
проверить, и не один, а вместе с вами. Человек, показавшийся мне
знакомым, когда я увидел его впервые - Дмитрий Козак, только что
назначенный руководителем аппарата правительства. Не могу
утверждать со всей уверенностью, что именно он будет следующим
президентом России, может быть, у него просто лицо такое
выразительное, что всем что-то напоминает. Но если мое
предчувствие меня не обманывает, Козак быстро пойдет в гору
и намозолит еще нам глаза с экранов телевизоров - не в той,
так в другой своей политической ипостаси.
Другие выпуски "Хроники", а также литературные произведения
Тараса Бурмистрова смотрите на его сайтах:
http://tbv.spb.ru
|