Когда полгода тому назад в Грузии пришел к власти молодой и перспективный президент Михаил Саакашвили, первое, над чем он задумался, по его словам, это "как собрать этот конструктор под названием "Грузия"". На прошлой неделе в его конструкцию легла первая ключевая деталь - Аджария, мятежная провинция, последние тринадцать лет не подчинявшаяся Тбилиси.

   История эта началась не 1991 году, когда к власти в Аджарии пришел ныне низвергнутый Аслан Абашидзе, а гораздо раньше. Род Абашидзе восходит к родоначальнику этой династии Абеши, который в VII веке по Р. Х. получил от грузинского царя Арчила II титул князя Имеретии. В средние века князья из этого рода правили Аджарией, время от времени претендуя и на грузинский престол. Аджария считалась независимой с 1483 года, когда Кахабер Абашидзе добился от царя Константина II автономии для своей провинции. Позднее она отошла к туркам, но в 1848 году стараниями Юсуфа Абашидзе была присоединена к Российской Империи. Внук Юсуфа и дед нынешнего президента Мемед Абашидзе был первым председателем парламента Аджарии и в этом качестве включил республику в состав Советского Союза. Аслан Абашидзе, потомок столь славного рода, как считалось, пользовался исключительной популярностью среди населения Аджарии и в этом отношении, пожалуй, затмил своих прославленных предков. Он успешно противостоял Тбилиси и твердой рукой правил провинцией, жившей, кстати, намного лучше, чем метрополия. "Аджарский лев", как его называли, потратил немыслимое количество усилий на то, чтобы завоевать любовь народа и упрочить свои позиции, которые до самого последнего времени казались незыблемыми, как скала. Но не прошло и двух месяцев с того момента, как Саакашвили начал психологическую атаку на Аджарию и ее лидера, и вот Аслан Абашидзе, уже ничем не владеющий и не распоряжающийся, высоко в небе, в самолете, направляющемся из Батуми в Москву, обдумывает свою печальную судьбу изгнанника и короля без королевства.

   Абашидзе не был тираном, скорее это Саакашвили можно упрекнуть в чрезмерном увлечении силовыми методами. Он проиграл свою партию не потому, что аджарцев вдруг охватил неудержимый порыв к демократии и они не могли больше бороться с желанием подчиняться законно избранному правительству в Тбилиси. Просто им понравился сам Михаил Саакашвили - и мгновенно разонравился Аслан Абашидзе. С народной любовью это бывает, точно так же, как с обычной, человеческой.
   Весь тщательно разыгранный сценарий смены власти в Аджарии выглядел просто классической постановкой на тему об измене и предательстве. Каждый чиновник хорошо понимал, что надо вовремя заявить о своем переходе "на сторону народа", то есть центральных властей, и тогда его аппаратное будущее обеспечено. Счет шел на минуты, решение надо было принимать очень быстро. Михаил Саакашвили был готов дорого платить за поддержку, но только если она была оказана в тот момент, когда он в ней еще нуждался, то есть пока позиции Абашидзе были сильны. С другой стороны, могло ведь и так случиться, что аджарский президент удержался бы у власти, и тогда мятежникам не поздоровилось бы.
   Несколько дней, до самой отставки Абашидзе, Аджарию трясло и лихорадило. Первой подала в отставку Гулико Шервашидзе, министр соцобеспечения, а также в полном составе администрация Хулойского района (мой текстовый редактор ничтоже сумняшеся предложил исправить это название на "Холуйский район"; в чем-то он был прав, пожалуй). За ними последовал личный состав полиции Хелвачаурского района, а затем и отдельные депутаты аджарского парламента. Ситуация стала критической, когда на сторону Тбилиси перешла батумская полиция.
   Не предал Абашидзе только генерал Думбадзе, который сейчас сидит за это в тюрьме, да еще несколько воинских частей, преимущественно из горных районов республики. Личные охранники президента Аджарии, отбиравшиеся по принципу наибольшей верности, сейчас митингуют в Батуми. Их мало трогает судьба бывшего шефа, они требуют выплаты зарплаты, задержанной за последние три месяца.

   Понятно, какие чувства вызывают эти метаморфозы народной любви, но, помимо чисто эмоциональной реакции, стоило бы задуматься и над тем, почему Аджария, так долго сопротивлявшаяся попыткам Тбилиси усмирить ее, вдруг мгновенно, бодро и радостно отдалась новому президенту Грузии. Можно сколько угодно говорить о магической функции власти, которой Саакашвили оказался наделен в большей степени, чем свергнутый недавно Шеварднадзе, а затем и отправленный в отставку Абашидзе. Эту "магичность" президента ощущают не только в Грузии, но и в России, иначе кремлевские стратеги не отказались бы так легко от идеи поддерживать грузинские автономии, чтобы иметь рычаг давления на Тбилиси. Вопрос, однако, заключается в том, почему именно магическая потенция Саакашвили оказалась выше, чем соответствующие качества старых грузинских лидеров.
   В архаических обществах это устанавливалось очень просто, по природным явлениям, сопровождавшим правление того или иного вождя или князя. Например, в средневековой Ирландии сила короля определялась по "плодовитости" дубов, которой придавалось такое значение, что ее регулярно фиксировали в анналах и хрониках. Если урожай желудей был обильным и все свиньи на острове оказывались сытыми - значит, король достойно выполняет свои обязанности по поддержанию гармонии в мире. Если же случался неурожай, короля ждали серьезные неприятности. Насколько я знаю, приход к власти Михаила Саакашвили не сопровождался сколько-нибудь значимыми знамениями, да впрочем, это оказалось и не нужно: способность его воздействовать на окружающую среду и так видна невооруженным глазом всем, от простых грузин до самых строптивых региональных лидеров.

   Когда прошлой осенью Саакашвили стал президентом, местные аналитики объясняли это "массовой потребностью граждан Грузии в политическом деятеле типа Владимира Путина" - то есть фактически в его клоне. И правда, на фоне Путина Шеварднадзе смотрелся крайне невыигрышно. Правда, это умозаключение сводит одну загадку к другой: социологи, сколько ни проводили опросов, до сих пор не выяснили, чем президент Путин так пришелся по душе населению бывшего СССР. Я рискну предложить свое объяснение этого феномена, давно уже меня занимающего.

   На недавней встрече со студентами в Красноярске Путин, как мне кажется, дал объяснение причинам своей популярности. Он признался, что, когда ему было предложено, он поначалу отказывался быть президентом, и лишь потом втянулся в эту работу. "Что касается работы президента, я никогда не думал об этом", сказал Путин. "Борис Николаевич предложил это мне достаточно неожиданно. И поначалу я отказался: тяжелая судьба, не думаю, что я к этому готов".
   Это кажется искренним, потому что очень чувствуется и сейчас: Путин выглядит как менеджер, возглавивший корпорацию в трудный, кризисный момент ее развития, менеджер, успешно решающий свои задачи, но готовый оставить компанию, когда в его услугах больше не будет необходимости. В то же время Ельцин и деятели его поколения, в том числе и грузинские лидеры, вели себя как владельцы фирмы, создавшие ее с нуля и представить себе не могшие, что они когда-то отойдут от управления ею.

   Кажется, что это очень просто: быть наделенным всей полнотой власти и при этом находиться в постоянной готовности к тому, чтобы в любой момент от нее отказаться. Но на самом деле социальный статус человека так легко "срастается" с его личностью, что отделить одно от другого можно только в ходе крайне болезненной операции, и чаще всего под давлением извне - недаром говорят о "политической смерти" и "политическом самоубийстве". Парадокс здесь в том, что тот политик, у которого находится достаточно воли, чтобы отказаться от своего статуса, обычно как раз дольше всего в нем и удерживается. Но как только он начинает - хотя бы в глубине души - опасаться за достигнутое им положение, "держаться за свое кресло", все это мгновенно чувствуют, и судьба такого человека, как правило, предрешена.

   При этом совсем не важно, какое именно место он занимает - на вершине мировой властной пирамиды или в самом низу ее.
   На днях, выступая на одном из митингов в Калифорнии, сенатор Керри, главный конкурент президента Буша на предстоящих выборах, заявил буквально следующее: "Будучи командиром патрульного катера во Вьетнаме, я всегда брал на себя всю полноту ответственности за действия моих подчиненных". Упрек этот был обращен к Бушу, который не пожелал ответить за издевательства американских военных в багдадской тюрьме и свалил вину на низших офицеров и рядовых, над которыми сейчас устраиваются показательные судебные процессы. Взять на себя "всю полноту ответственности" - это значит выразить готовность уйти в отставку.
   Американские избиратели всерьез восприняли заявление Керри, несмотря на то, что должность командира патрульного катера не кажется очень уж завидной, особенно по сравнению с должностью президента США. Но так устроен наш мир: считается, что если человек нашел в себе силы отказаться от теплого местечка командира катера, то он сможет при случае подать в отставку и с президентского поста, и с какого угодно другого.

   Наше бытие самым сложным и многообразным образом связано с небытием, как "обычным", так и социальным. Ярче всего это проявляется на войне: в предельном случае там выживает только тот, кто готов в любой момент пожертвовать своей жизнью. Классический пример такого рода - два самолета, идущие на таран навстречу друг другу. Такая ситуация была нередка во Вторую мировую войну, но сталкивались эти самолеты очень редко: у одного из атакующих обычно сдавали нервы, и он уходил от лобового столкновения, чтобы стать легкой мишенью для того, у кого нервы оказались крепче. То же самое происходит сейчас в бизнесе - какое-нибудь смелое решение, неожиданное новшество может исчерпать все ресурсы компании, даже поставить ее на грань банкротства, но, если его не принять, это сделает конкурент, и в случае успеха все дивиденды достанутся ему.

   Аналогичные законы действуют и в политике. Пока тот же Путин демонстрирует уверенность и внутреннюю значимость - вне зависимости от того, какое кресло он занимает - он пользуется своей заслуженной популярностью. Он как бы говорит: "Я не хотел быть президентом и не стремился к этому; но если судьба меня поставила на это место, я буду делать свое дело, пока избиратели будут довольны моими действиями; я не держусь за свой пост и готов уйти, когда вам покажется, что я больше не нужен".
   Этот капитал легко растратить: как только Путин начнет задумываться о сохранении власти, он эту власть потеряет очень скоро. Даже такие крупные люди, как Наполеон, не устояли в конце концов перед этим искушением. Пушкина восхищало то "презрение к человечеству", которым, по его мнению, были наделены Наполеон и Петр I.
   В самом деле, нужно обладать очень большой гордостью и сознанием значимости своей личности, чтобы не дорожить тем высоким положением, на которое тебя вознесла судьба. Не каждый на это способен, но тот, кто оказывается в состоянии это делать, достигает, как правило, чрезвычайных высот. Заметно легче это дается в начале правления, как раннему Путину или нынешнему Саакашвили: изменчивая народная любовь еще не остыла, и можно поиграть в равнодушие к своему статусу, которое само по себе еще подогревает народную любовь.
   Гораздо труднее это делать по истечении определенного срока; Абашидзе, как мы видели, это не удалось. Если бы он сейчас переизбрался, демонстративно, на свободных выборах, без какого-либо административного давления, и снова ощутил поддержку населения, то Аджария могла бы и дальше противостоять Тбилиси - если, конечно, это население пожелало бы продолжать противостояние. Но Абашидзе не рискнул это делать, и тут же потерял все. Не сумев пройти через "клиническую смерть", чтобы возродиться к новой жизни, он был настигнут смертью полной и окончательной - пусть только "политической", а не настоящей; для таких людей, как Абашидзе, я думаю, одно и другое не слишком отличается на вкус.

Другие выпуски "Хроники", а также литературные произведения
Тараса Бурмистрова смотрите на его сайтах:
http://tbv.spb.ru